— Колодин Николай Епифанович. Семья была не большая, материально обеспечена не плохо. Сам Николай Епифанович некоторое время работал секретарем сельского совета, старался придать в доме некоторый уют служащего. Старший сын Ефрем занимался ремеслом портного. Имел способности к механике, что в дальнейшем ему пригодилось во время работы в совхозе «Батрак», где до сего времени и проживает. Младший сын Александр оказался тоже самородком. Не имея образования выше средней школы, на 20 году жизни занял пост секретаря волисполкома. В дальнейшем получил специальность счётного работника, и погиб под колесами поезда на станции Безымянка в нетрезвом состоянии, работая главным бухгалтером предприятия г. Куйбышева. Был женат, но в связи с большим увлечением алкоголем, семейная жизнь была не совсем нормальная. Последние годы Николай Епифанович и Дуня (умерли в сороковых годах), остались одинокими и плохо были материально обеспечены. Свой дом продали по случаю выезда к Ефрему, но там долго не прожили, возвратились в Баженовку и жили в Семёновке, в доме Петра Герасимовича. В селе еще до сего времени вспоминают эту семью косвенно за счёт сохранившегося дома – «дом Николая Епифановича». Других потомков в селе не проживает. Как и многих других семей, жизнь этой семьи в селе прошла «транзитом», словно пассажиров на узловой станции во время пересадки. Александр был моим другом.

Жизнь его оборвалась, когда ему было всего лишь сорок лет. Жена его сейчас живет в Куйбышеве и наверно ею прошлое забыто. О том, как они жили семейно, можно сделать заключения лишь по одному тому, что после того, как Саша попал под поезд, то в морге находился трое суток и она (жена) не принимала мер к розыску в первый же день его не явки домой, а узнала лишь по сообщению с его работы о случившемся несчастье, на четвертый день. О Саше у меня осталось хорошее воспоминание. Он не был лицемером, а был добрым другом.

— Романцев Егор Иванович. Состав семьи этого дома определенно можно назвать, – «Добрые люди». В их действиях, поступках ничего не было злого не только для себя, но и для окружающих. Дом их стоял на углу дороги, идущей на Борское и всякий проезжающий всегда мог найти у них приют. Семья была нравственного поведения и, несмотря на то, что материально были, обеспечены плохо, они не роптали на судьбу, а отдавали себя полностью на ее волю.

Мне хорошо помнится их Тимофей. Он был матросом и когда прибыл в отпуск, то мы, дети, были восхищены его формой, его красотой. Он погиб юношей в годы гражданской войны. Семья была большая, однако в голодовку сохранилась и лишь позднее ушли в могилу отдельные члены семьи. В жизни сохранилась Вера, подруга моей сестры и моих детских лет, и Захар Егорович, которого я считаю своим давнишним другом – бескорыстным. Он был моим первым шефом при поездках в ночное в годы отрочества моего. В его отношениях ко мне я всегда чувствую душевную внимательность. Как Захар Егорович, так и его жена Анастасия, характер имеют мягкий, скромного поведения. Много пришлось перенести трудностей, чтобы воспитать такое большое потомство и дать им путевку на самостоятельную жизнь. Старый дом снесен и место, на котором он стоял, уже ничего не говорит о былом, лишь иногда, проходя мимо, напоминается о стоящем когда-то на углу доме, о семье, которая жила в нем и к которой питали уважение земляки.

— Романцев Илья Иванович (брат Егора Ивановича). В этой семье мне приходилось много бывать потому, что трое детей этой семьи, были моими детскими друзьями (Мария, Федор, Ксения). Я хорошо знал их материальную часть жизни, – они относились к середнякам. Были общительными, особенно мне нравился старший сын Демьян, который рано умер, но и рано познал дружбу с людьми старше себя годами, это свидетельствовало о том, что он легко сходился с людьми и имел у них симпатию. Голодовку семья перенесла трудно, некоторым членам семьи пришлось выезжать в другие края, чтобы сохранить жизнь. Со смертью главы семейства хозяйство стало быстро рушиться. Иван и Ксения ушли из жизни, а оставшиеся четыре члена семьи, покинули село (Федор потом возвратился). Дом продан Ивану Трофимовичу Смагину и это лишило права оставшихся в живых повседневно ходить по следам своих предков и родителей.

Мне известно, что каждого члена этой большой семьи жизнь не баловала. Они были трудолюбивы и это, пожалуй, было единственной их радостью и удовлетворением в их скромных желаниях. В личной жизни каждого постигло горе, нарушившее нормальное течение жизни. «Счастлив тот, кто мыслит в пределах своего быта и губительно для того, кого этот быт не может удовлетворить». Мне кажется, что мои друзья детства живут с упованием на судьбу, от которой, как говорят в народе, – уйти нельзя. С их стороны не было надлежащей борьбы за другую жизнь.