Хотя все переселенцы начинали осваивать местожительство с рытья землянок, экономическое развитие проходило по-разному. Появились более мощные хозяйства и бедняки, последним приходилось идти в батраки или отходничество к уральским казакам на сенокосы, к помещикам местным.

Строительство в 1914 г. церкви было не столько религиозной потребностью, – многие жители не были религиозными фанатиками, наоборот, было много безбожников, – сколько самолюбием, уже окрепши экономически верхушки села, – не хотелось больше слушать упреков жителей с. Покровки, куда ходили в церковь. Если в церковь с. Покровки не всякий мог пойти, то своя церковь всегда была полна во время служб. Шли многие, особенно молодежь, не для того, чтобы замаливать грехи, а показать себя, свои наряды, выбрать себе невесту, а когда, священником Нарушевым был организован хороший хор, то шли послушать концертные исполнения церковных песнопений.

Период 1915-1920 гг. в селе был, пожалуй, самым лучшим временем жизни до кануна трагедии, которая возникла в 1921 году по случаю голода и пожара Поволжья.

Когда перебираешь в памяти свои года детства юности, проведенные в селе, то ярко представляешь жизнь села. Зима, раннее утро, в избах свет от висящих ламп, из труб идет высоко столбом дым, – бабы готовят пищу, доят коров, мужчины убирают скот – гонят на водопой, дают корм, очищают навоз и делают новую подстилку из объедков фуража и соломы. Очищают от снега потребные места. В сараях тихо, скот благодарен тебе за воду, за корм и чистую постилку (скот понимает доброе к нему отношение, только не может сказать, но разве ржание лошади или мычание коровы не выражает их чувства?)

Снаружи слышан вой вьюги и выходить на улицу нет желаний. Завтракают и каждый за свое обыденное дело, – бабы прядут, ткут, вяжут. Мужики плетут лапти, подшивают валенки (далее неразборчиво) поют, пляшут, которые “крутят” любовь – стараются незаметно уединиться на несколько минут, чтобы сказать друг другу несколько более приятных слов, поделиться домашними новостями, подобно моего друга, который будучи с девушкой наедине говорил ей: “У нас ныне овца принесла двух ягнят”. Мал был лексикон у молодых людей того времени.

Уважение к девушке выражалось в основном тем, что ее старались проводить до дома, постоять с ней у ее дома, спросить, – не замерзла ли она и ряд мелких забот о ней, которые льстили и поднимали ее самолюбие.

Исстари повелось, что общение молодых людей делилось на богатых и бедных. Были единичные случаи, когда женились с разными имущественными положениями, да и то за счёт выхода в зятья или большой красоты девицы из бедной семьи.

Осенью и зимой справляли свадьбы. Шли веселые гулянки. Девичники (подруги невесты) наряжались в брюки и рубахи, изготовленные невестой для своего будущего мужа, с песнями проходили по улице села, показывая величину личного подарка невесты – жениху. Тут тоже сказывалось самолюбие имущих. Среди жителей села, смотрящих на гуляние подружек невесты можно слышать: “Смотрите, сколько пар сшито для жениха рубах и штанов, вот богатая невеста, вот счастливчик жених, эти обеспеченные”. Не было хождений по улице у невесты из бедной семьи.

Нельзя обойти молчанием венчальный обряд. Богатые нанимали хор, к церкви приезжали на многих подводах, разукрашенных лентами и колокольчиками под дугами. После венчания, молодых от церкви до дома жениха вели в венцах и пением хора на всем пути следования. Шла огромная толпа любознательных и родных и, конечно, шли разные суждения среди старушек, пытаясь найти какое-то не соблюдение старинных обрядов. Доставалось и молодым. Так уж повелось у людей. Гуляние у богатых проходило до недели, все уже уставали так, что движения их становилось подобно угоревшим. Многие из родных молодых наряжались разными типами, лишь бы создать веселье. Порою это выражалось даже цинично, однако простота нравов как то пропускала мимо такие поступки. Находились дотошные свахи, которые вмешивались в дела молодых со своими наставлениями… (далее неразборчиво) гости к родственникам. Было какое-то показное благополучие между ними, когда они направлялись в гости: муж, – одетый в длинное пальто, на голове шапка, – “вдоль улицы”, шагает степенно по середине улицы, в новых валенках, иногда поверх одетые глубокими галошами, а если был уже ребенок (конечно через год), то нес осторожно, завернутого в яркое цветное одеяло, с выступом наружу части коленкорового полотна, служившего простынею.